— Сначала мы хотели, чтобы её именем назвали вновь открытую звезду, но оказалось, что это слишком дорогое удовольствие.
— Но можно попробовать наоборот и назвать малютку, к примеру, Бета J153259-1.
Линда отрицательно покачала головой, будто и впрямь рассматривала возможность такого имени. Гэри разорвал упаковку и вытащил специально для них изготовленное генеалогическое древо, с фотографиями родителей малышки, дедушек и бабушек и пустым окошечком в самом низу, для её собственного портрета.
— Ух ты — только взгляни! Какой чудесный подарок!
— Ну, после всего, что вы для нас сделали за последний год…
— Да ладно, фигня. Прости, я хотел сказать, э-э, не стоит благодарности… Гляди-ка — мой прапрадедушка тоже был веб-дизайнером!
— Правда? — изумилась Линда.
— Конечно, нет — тут написано, что он был торговцем полотном. Откуда только они всё это узнали?
— Всё записано в архивах.
— Или они всё выдумали, понадеявшись, что вы всё равно не станете проверять! — пошутила Мэдди, а я подумал, что такой вариант вполне возможен.
— Это, разумеется, подарок для всей семьи, — уточнил я. — Ведь история — очень важно. Откуда мы, что было раньше… понимаете, чтобы понять, кто мы такие.
— Смотри-ка, вот какой ты был в колледже! — ткнула пальцем в фотографию Линда. — А что это за блондинка к тебе прилипла?
— Все фотографии легко заменяются, — поспешила добавить Мэдди.
Мы оставили Гэри и Линду на пороге разочаровывающего открытия, что никто из предков ребёнка не плыл на «Титанике» и не был повешен за конокрадство, и отправились домой.
* * *
После возвращения Мэдди семейная жизнь быстро вошла в привычную колею. Детей немного раздражало, что родители откровенно старались быть предельно внимательными друг к другу, и кричали «Идите к себе!» всякий раз, как мы начинали обниматься. Но на самом деле они радовались, что и папа и мама всегда рядом — напоминают им, что пора выключать компьютер и заниматься уроками, заставляют прибираться в комнате и мыть посуду, и гулять с собакой, и класть одежду в корзину для грязного белья.
Но мы с Мадлен воссоединились не только ради детей. По словам Мэдди, она поняла, что я «свет её жизни». Я умилился романтическому определению, но тут она добавила: «Хотя, конечно, свет этот всё время моргает, и предохранители надо менять, и лампочек хватает только на пять минут, но я не хотела бы связываться с установкой новой системы». Она, вероятно, хотела сказать, что взаимоотношения развиваются, в браке бывают отливы и приливы, и вы должны постоянно работать над отношениями, корректировать свои надежды и ожидания и никогда не воспринимать друг друга как нечто самой собой разумеющееся. И если вы изредка пытаетесь смотреть на мир глазами партнёра и не забываете дарить ей открытки к годовщине развода, всё будет хорошо.
Несмотря на внешне спокойное поведение детей, я всё же волновался, как на них повлиял наш конфликт. Во всех книжках по психологии и руководствах для родителей говорится, что дети всегда винят себя в разводе родителей. Вот Елизавета I на все попытки придворных утешить её отвечала: «Уверена, будь я мальчиком, папа никогда не отрубил бы маме голову». Я беспокоился, как Джейми отреагирует на наше примирение. У меня не выходили из головы его вспышка в бассейне и злобный взгляд в мою сторону, когда его мать рыдала на ироническом семейном торжестве.
Я придумал, как можно поговорить по-мужски с моим полумальчиком-полумужчиной, — мы вместе пошли выгуливать Вуди.
— Такого безобразия больше не повторится, — объявил я, но получилось похоже на извинения.
— Ты не можешь обещать, — охладил он мой пыл, словно мудрый родитель.
— Зато могу обещать, что я изменился.
— Посмотрим. — Именно так говорят взрослые, когда не хотят спорить.
Мы помолчали, и я уже начал переживать, что сын никогда не простит мне травмы, которую я нанёс ему в решающий подростковый период. Но тут ни с того ни с сего он выдал:
— По крайней мере, здесь больше не будет этого говнюка Ральфа.
— Джейми! Не смей произносить такие слова в присутствии отца.
— Какие, «Ральф»?
— Совершенно верно…
Вдали урчала газонокосилка, аромат свежескошенной травы мешался с лёгким дымком от первых летних барбекю. Потом показались Мэдди и Дилли на велосипедах; дочь запыхалась и раскраснелась, догоняя нас.
— Мы подумали, а не пойти ли нам всем вместе туда, под навес, поесть мороженого?
— Отличная идея! Возьмите мне кофе, — крикнул я вслед нашим велосипедисткам, а пёс увязался за ними.
— Не хочу мороженого. Можно мне деньгами? — тут же заныл Джейми, не желая проникаться серьёзностью момента.
Идеальная картинка — семейство сидит на террасе кафе в лондонском парке, дети таскают шоколадную пенку из кофейных чашек родителей, пробуют мороженое друг у друга. Я болтал и смеялся вместе со всеми, но будто наблюдал за сценой со стороны, подобно тайному антропологу В каком блаженном неведении относительно ценности этого момента пребывает вся семья; как хрупко и почти неосязаемо человеческое счастье. А ведь возможно, именно здесь и сейчас — лучший момент их жизни. Словно из далёкого будущего я оглядывался на сегодняшний день и понимал, что так оно и есть.
Мэдди, такая красивая и добросердечная, морщинки на лице от сорока лет улыбок людям. Джейми, тихий и важный, благоразумно и здраво рассуждающий. Дилли, исполненная энтузиазма и веры в добро; она готова сочувствовать каждому встречному и даже пса, выклянчивающего подачку, урезонивает так ласково и нежно, что тот расценивает это как приглашение взгромоздиться к ней на колени и лизнуть в нос. И я, по центру, фиксирующий в памяти сцену, прозревший и принявший собственную важную роль в своей семье; осознавший наконец, что являюсь одной из главных деталей, скрепляющих этот хрупкий самодельный механизм. Я чувствовал себя новорожденным отцом, евангелическим семьянином, готовым стучаться в двери воскресным утром и предлагать людям поклоняться их супругам: «За то, что, э-э, ваша жена произвела на свет новую жизнь, а вы дали ему имя Уэйн».
Впрочем, может, я просто отвлекся, потому что Дилли болтала без умолку, а я уже научился, как остальные члены семьи, отфильтровывать её трескотню.
— Пап-можно-я-поменяю-телефон-на-Блэк-берри-потому-что-ой-у-меня-мороженое-кончилось-но-это-совершенно-бесплатно-и-можно-даже-сэкономить-ой! — посмотрите-на-Вуди-какой-милый-и-клевая-рубашка-кстати-а-что-подарить-бабушке-ко-дню-рождения-а-сегодня-вечером-«Как-я-встретил-твою-мать»-можно-посмотреть-и-записать-чтобы-потом-еще-посмотреть-но-Блэкбери-Керв-не-то-же-самое-что-Блэкбери-Болд-900-который-для-бизнесменов…
Джейми с нежностью улыбнулся сестре и только заметил:
— До Рождества не рассчитывай, но таймер ты уже завела.
Мэдди рассказала мне кое-что о нашем тихом философичном сыне. В тот мучительный «очистительный» период, когда Мэдди жила у своих родителей в Беркшире, она однажды открыла дверь и увидела на пороге Джейми, в школьной форме. Ему пришлось целый час ехать на электричке, а потом ещё около часа идти пешком. Мэдди был потрясена и обрадована, когда сын внезапно объявился в доме дедушки с бабушкой, сжимая в руках шоколадку с апельсиновыми цукатами для своей мамы. И то время, что ему полагалось провести на дополнительных по математике, он сидел с матерью на лавочке в саду, уплетая вместе с ней шоколад.
— Короче, мы тут с Дилли поговорили…
— Вы с Дилли?
— Ну да. Я уговорил её заплатить за билет на электричку, — пояснил он с набитым ртом. «Съесть шоколадку вместе» означало, что Мэдди досталось два или три кубика, а ему — всё остальное. — В общем, мы подумали, что ты должна знать… что бы ты ни решила, делай так, как хочешь ты, а не, как думаешь, хочется нам. Потому что чего ты хочешь, того и мы хотим.
Мэдди говорит, она тогда в первый раз заметила, что у него ломается голос.
— Нет, так не пойдёт, — ответила она. — Потому что я хочу того, чего хотите вы, и, значит, мы зашли в тупик! — И поцеловала сына в макушку, чтобы он не видел её слез.
Позже я заметил, что Мэдди хранит в своей тумбочке обёртку от этой шоколадки. Всякий раз, натыкаясь на неё, я испытываю гордость за своего сына, которой, правда, предшествует мимолётная досада, что мне опять досталась лишь пустая обёртка.
* * *
На следующий день после того, как Гэри официально стал отцом, я пригласил старого друга отпраздновать это событие бутылочкой пива или, как в моём случае, минеральной воды. Гэри занял последний свободный столик, в опасной близости от мишени для дартса, где отскочившие от доски дротики запросто могли пригвоздить нас к месту.
— Ну, за прибавление.
— За это я, пожалуй, выпью…
— Надо же, девочка! Теперь в твоем доме целых два существа, которых ты не в состоянии понять.
